Рецензии на спектакли

Интервью, статьи

Ссылки:
«Идиот»

Достоевский-данс

Не успели москвичи, а вслед за ними и лондонцы прийти в себя от того, что хороший драматический режиссер Деклан Доннеллан поставил в филиале Большого балет "Ромео и Джульетта", как стоящий рядом с филиалом РАМТ предложил вниманию публики нечто еще более экзотическое – роман Достоевского в постановке знаменитого французского хореографа Режиса Обадьи.
Специфический гибрид психологического театра и contemporary dance, который попытался вывести на сцене РАМТа Обадья, – истинная находка для зоила. Прямо-таки обидно видеть, как прикипевший к России душой постановщик (его "Весна священная", поставленная в камерном балете "Москва", получила в прошлом сезоне "Золотую маску") подставляется со всех сторон. В качестве драматического режиссера он неопытен и скучно предсказуем. Саму идею, чтобы персонажи произносили текст, а когда слов для выражения эмоций не хватает, пускались в пляс, мягко говоря, не назовешь удачной. Драматические артисты РАМТа, как бы они ни старались, не могут (и странно это от них требовать) сравняться с профессиональными танцовщиками. Более того, совмещение приемов современного танца, как правило, бессюжетного и деиндивидуализированного, с нарративом, причем таким нарративом, как роман Достоевского (история князя Мышкина – все же не история Жизели), приводит к тому, что по спектаклю, явно вопреки намерениям постановщика, нет-нет да и пробегает тень духоподъемного балетмейстера Эйфмана. На всякий случай заглядываешь в программку – уж не выступил ли тут Эйфман консультантом. Да нет. Померещилось. Литература навеяла.

И совсем уж беда приключилась с инсценировкой, сочиненной для Обадьи его верной женой и соратницей Елизаветой Вергасовой (она, по всей видимости, и вдохновила мужа на опасный Достоевский-trip). Дело в том, что "Идиот", если рассматривать его с сугубо структурной точки зрения, в последних трех частях (т.е. после знаменитой сцены, где Настасья Филипповна бросает пачку денег в огонь) отличается некоторой сумбурностью. Достоевский писал эти части после перерыва, вызванного болезнью и трудностями заграничной жизни, метался между различными вариантами продолжения, гнал текст к журнальным дедлайнам. Это обстоятельство не умаляет, точнее, не отменяет величия созданного им произведения, но, делая инсценировку, да еще инсценировку для такого спектакля, совершенно бессмысленно сохранять в ней сюжетную чересполосицу романа и второстепенных действующих лиц. Для сериала подобный подход еще годится. Для спектакля, который задумал Обадья, не годится решительно. И если первая часть его "Идиота" еще оставляла слабые надежды на благополучный исход, то вторая представляет собой столь удивительную мешанину из слов и телодвижений, что человек, не знакомый с содержанием романа (а среди молодежной аудитории РАМТа таких, судя по всему, большинство), вообще вряд ли понял, что же там такое с этими странными людьми приключилось.

В общем, ругай – не хочу. Ругать между тем действительно не очень хочется. Во-первых, есть во всей этой затее отчаянная смелость, которой вообще очень не хватает нашему театру. Во-вторых, для артистов РАМТа опыт работы с интересным хореографом оказался пусть не очень продуктивным, но, будем надеяться, небесполезным. В-третьих, сами эти артисты нуждаются, на мой взгляд, в словах одобрения. В хореографических отрывках они работают самоотверженно, в драматических, будучи лишены крепких режиссерских подпорок, выглядят достойно. То, что делают на сцене совсем молодые Денис Баландин (Мышкин), Александр Устюгов (Рогожин), Александр Доронин (Ипполит), не отличается глубиной постижения характеров, но вампукой, бурно растущей нынче в наших широтах, тоже не выглядит. Ну и, наконец, даже в этом межеумочном и несовершенном спектакле все же видно, что Режис Обадья – человек талантливый. В некоторых из его хореографических вставок, особенно когда они не пытаются иллюстрировать очередной эпизод, а лишь вскользь передают его
общее настроение (движения по кругу, пробежки по диагонали, переламывающиеся женские тела, экспрессивные вскидывания рук), есть та суггестивность, которая позволяет хотя бы на время забыть об общей несообразности происходящего.
В затею французского хореографа закралась, как кажется, системная ошибка. Прививка одного театрального жанра другому может быть весьма плодотворна (ведь многие драматические спектакли существуют теперь по законам модерн-данс), механическое соединение жанров не принесет никаких плодов. Это все равно как надеяться вывести экзотический фрукт, вроде фейхоа, приставляя друг к другу половинку лимона и половинку клубники. Как ни колдуй, каких заклинаний над ними ни произноси, они все равно никогда не срастутся.


Марина Давыдова
Известия, 19.10.2004 г.