Рецензии на спектакли

Интервью, статьи

Ссылки:
«Роман с кокаином»

Не справился с управлением

Олег Рыбкин – один из самых начитанных отечественных режиссеров, за что в свое время и поплатился. Решив, что Бернар-Мари Кольтес с Витольдом Гомбровичем кассы не сделают, директор новосибирского «Красного факела» назвал Рыбкина «человеком с больным сознанием» и вынудил его покинуть театр. Теперь «Красный факел» пребывает в состоянии болезненном, а в Москве сделалось одним режиссером больше. Вкуса к качественной литературе Рыбкин за время долгих странствий по России не растерял: в Молодежном театре инсценировали «Роман с кокаином» Михаила Агеева.

В интернет-библиотеке Максима Мошкова «Роман с кокаином» выложен в разделе «Не Набоков». А все из-за сложностей с атрибуцией текста. Никита Струве в свое время произвел подробнейшее текстологическое исследование, где как дважды два доказал, что роман был написан Набоковым. И только годы спустя установилась правда: никакой не Набоков, а, наоборот, Марк Леви. Но любые мистификации при всей эфемерности отличаются удивительной прочностью и часто вопреки очевидности развеиваться не желают.

Вот и постановка РАМТа моментами мерещилась естественным продолжением спектакля «Приглашение на казнь», который был блестяще поставлен Олегом Рыбкиным несколько лет назад в омской драме. Например, от Цинциннатовой мамы Цецилии Ц. в остроумном исполнении Натальи Василиади до мамы (Наталья Платонова) главного героя «Романа с кокаином» Вадима Масленникова, как выяснилось, всего один шаг. С другой стороны, соллипсизм Цинцинната из набоковского романа можно было бы при желании сопоставить с готовностью Вадима Масленникова отказаться от реального мира ради той подлинности, что он находил в кокаиновых видениях. Словом, критик в новом спектакле Олега Рыбкина мог бы найти массу интересного. Но вся эта игра ума в случае со спектаклем Молодежного театра оказывается избыточной.
Марево качественной прозы при столкновении с грубой театральной реальностью, как это часто случается, потускнело и поблекло. Вместо того чтобы вгрызаться в кокаиновое нутро героя, как это сделано в романе Михаила Агеева, нам придется проследить за скучноватой жизненной канвой одного заурядного наркомана. История выходит весьма поучительная: жил на свете нехороший мальчик Вадя (Степан Морозов), который обижал маму, спал с проститутками, заражал порядочных девушек венерическими болезнями, воровал и обманывал. Потом мальчик стал нюхать белый порошок, довел маму до самоубийства, да и сам наконец сдох, не выдержав такой жизни. Собаке собачья смерть.

Нельзя сказать, чтобы Рыбкин не понимал, что такое «поток сознания». Нет, кой-какие попытки сохранить вязь авторского монолога были предприняты. Монологи были ловко порублены надвое и переделаны автором инсценировки Натальей Скороход в топорные диалоги. Герою приходится вступать в горячие споры не с собой, а, например, с главврачом больницы, в которую привезут самоубийцу-кокаиниста, или даже со случайным дворником.
Вместо изысканно-жестокой картины русского самоедства вышла, как это часто бывает, смесь пошлятины с пафосом. Неясные тени, возникающие в сознании героя, вырисованы здесь с невероятным нажимом и пугающей определенностью, которые неизбежно влекут за собой сценическую фальшь. Неторопливые размышления о кокаиновом счастье, о той зыбкой границе, что пролегает между миром видимым и невидимым, трансформируются в истерические крики и оживленную толкотню на сцене. Тихие страницы, выйдя из повиновения, зло отомстили режиссеру и обернулись театральщиной в ее худших проявлениях. Ну что поделаешь, бывает. Не справился с управлением, вот и занесло.


Глеб Ситковский
Газета.GZT.ru, 26.09.2004 г.