Рецензии на спектакли

Интервью, статьи

Ссылки:
«Роман с кокаином»

Занюханная жизнь

"Роман с кокаином" М.Агеева.
Театр имени Гоголя и Российский Молодежный театр.

В течение одной недели два московских театра выпустили спектакли с одинаковым и весьма завлекательным названием – "Роман с кокаином", одновременно подарив сценическую жизнь загадочному произведению не менее таинственного автора М.Агеева. Эта фамилия мелькнула в русской литературе прошлого столетия лишь однажды, когда была обнаружена рукопись романа. Появившийся в 1934 году и переведенный на многие европейские языки в 80-х, он до сих пор не утратил своей манкости. Равно как и не до конца утихли споры о его авторстве – роман приписывают то ли Владимиру Набокову, то ли Марку Леви.
Впрочем, кокаин тут далеко не главный "персонаж". Суть в другом, в очередной истории "страданий юного В." – Вадима Масленникова, скончавшегося от наркотического отравления в 1919 году, едва отметив 20-летие. Сам роман – своего рода психоаналитический дневник Вадима, безжалостно-жесткий, разоблачительный, препарирующий душевный распад. Роман весьма драматичен, а потому легко переводится на язык собственно драматургии, что и было сделано в одном случае Натальей Громовой и Дмитрием Петрунем (Театр имени Гоголя), в другом – Натальей Скороход (РАМТ).

Нынешние спектакли удивительным образом оказались формально схожи, но интонационно и смыслово различны. Оба они поставлены достаточно молодыми режиссерами – Дмитрием Петрунем (Театр имени Гоголя) и Олегом Рыбкиным (РАМТ) – в концентрированном пространстве малых сцен с условной сценографией. Из оригинала вычленены практически одни и те же ключевые сцены и персонажи, актеры играют по нескольку ролей. Но на этом сходство и заканчивается.
Все же остальное, посылы и мотивы постановок, вероятно, следует открывать личностным режиссерским ключом. Он подразумевает и отношение к воспроизводимым на сцене событиям, и их оценку, и уровень профессионализма, наконец. Безусловно, Олег Рыбкин куда более техничный мастер, нежели не слишком опытный в постановочном деле Дмитрий Петрунь, хотя его режиссерский дебют прошлого сезона в спектакле Табакерки "Солдатики" сразу же привлек к себе внимание. Но спектакль Рыбкина, изобретательно-игровой, пропитан зрелым цинизмом, в то время как у Петруня ощутимы мотивы сострадания и попытки понимания главного героя. Неслучайно же у гоголевцев смертью Вадима действо заканчивается, в РАМТе с нее начинается.

В Театре имени Гоголя сценография Петра Шмелева условна и неопределенна: блестящие металлические занавеси-портьеры, маленький помост на колесиках, трансформирующийся то в кровать, то в пролетку извозчика. И одеяния персонажей отсылают к предреволюционным временам. У Юрия Гальперина в РАМТе местом действия становится клиника (вообще, слово весьма символичное для этого спектакля) – белые больничные простыни-драпировки, белые халаты и шапочки персонажей (почти все они – еще и санитары), цинковые ванночки, и только в углу примостился огромный гимнастический конь с торсом-скелетом динозавра. Сквозь эту "клиническую" призму и будут отматываться назад события незадавшейся жизни Масленникова.
Столь же непохожи и главные герои. Персонаж Ивана Шибанова (Театр имени Гоголя) – именно Вадя, невысокий и хрупкий юнец, которого и впрямь легко принять за гимназиста. Масленников Степана Морозова (РАМТ) из ученического возраста явно вышел, став крепким, брутальным мужчиной, способным не столько на поступки, сколько на воспоминания о них. Поступки же эти, мягко выражаясь, неприглядны – Масленников издевается над старухой матерью (удивительно схожие работы у Людмилы Долгоруковой и Натальи Платоновой), соблазняет невинных девиц, походя заражая дурной болезнью, не чужд домашнего воровства и в конце концов подсаживается на кокаин. Такова фабула, но идти по ней можно разными путями.

Вадя Шибанова кажется ранимым подростком, еще не преодолевшим прелестей пубертатного периода, а потому отчаянно страдающим максималистом. И каждая новая "подлость" переживается им по-детски горячо, в том числе и первый "взрослый" роман с Соней (Елена Стародуб), не менее взрослой дамой. И пусть неопытный режиссер Петрунь насочинял массу якобы зрелищных вставных номеров вроде страстных танцев с музыкой, напустил в зал дыма, Вадя – Шибанов неизменно вызывает острую жалость и сочувствие. Неокрепшая душа, раздавленная политическими перипетиями и собственной рефлексией.
Вадим – Морозов несчастлив по-своему, но менее притягателен. Быть может, потому что рождает ощущение пустого сосуда с наглухо притертой пробкой. Его ли в том вина, либо сказалась врожденная душевная недоразвитость, но сквозь эту пробку не в силах пробиться ни любовь к на сей раз молодой и очаровательной Соне (Ирина Низина), ни прочие чувства и радости жизни. В нем более всего поражает именно это осознанное неумение жить. Своим порокам он предается со сладострастным мазохизмом, муссируя в пространных монологах собственную греховность. При этом, правда, спектакль Рыбкина куда более игровое действо, где публику, физически приближая на расстояние вытянутой руки, фактически отстраняют на дистанцию огромного размера.

А что же пресловутый кокаин? В гоголевском спектакле это закономерный жизненный финал для вконец отчаявшегося и запутавшегося Вади – Шибанова. Процесс подготовки и потребления зелья здесь воспроизведен во всех подробностях – порошок взвешивают, нагревают, тщательно делят, нюхают, облизывают пальцы. Но этой первой понюшкой, не принесшей облегчения, здесь все и заканчивается, торопя неизбежную гибель героя. В РАМТе технологический процесс тоже наличествует, хотя и в более сжатом виде. Зато только теперь жизнь Вадима – Морозова обретает подлинную остроту. И он будет бесконечно биться в запертые двери, требуя очередной дозы, попутно красиво и убедительно смакуя новообретенное состояние.

Спору нет, все это детально описано в оригинале, и Рыбкин лишь послушно пошел за автором, не желая останавливаться на полпути. Но почему-то не выходят из головы слова Батюшки (Игорь Поляков и Юрий Лученко): "Прежде чем дать ребенку розу, нужно срезать с нее шипы". У гоголевцев их действительно срезали, в РАМТе оставили. Судите сами, кто прав. Но своего ребенка на спектакль Олега Рыбкина я бы точно не отправила. Уж слишком притягательны тамошние кокаиновые грезы. И что бы там ни вещал Главврач (Александр Устюгов) по поводу неизбежного финала любой кокаиновой истории, на его слова обращают столько же внимания, сколько на предостерегающую надпись на сигаретной пачке. Бог с ним, с искусством, жизнь дороже.


Ирина Алпатова
Культура, №39(7447), 07-13.10.2004 г.